Уротитель кроликов - Страница 42

— А что, пальто уже нет? — продолжал допытываться я. — Но деньги-то хоть остались?

До него, наконец, дошло.

— Разыгрываешь, — мрачно сказал он. — У меня разговор к тебе есть. Срочный. Ты где сейчас?

— Я вообще-то сейчас не один, — попытался объяснить я, забывая, что бандиты еще нетерпеливее, чем женщины.

— Да ты всегда не один, — заметил Плохиш, в число достоинств которого деликатность не входила. — Куда тебе столько баб! Мне всего две минуты надо.

— Ладно, — сдался я. — Приезжай. — И назвал адрес.

— Кого ждем? — спросила Наташа, когда я сунул телефон в сумку.

— Приятеля. Извини, пожалуйста. Но он ненадолго, — успокоил я.

Плохиш появился минут через пятнадцать. Он вошел в кафе в сопровождении четырех охранников и остановился посредине, ища меня взглядом. Потом подошел к нашему столику, хмуро кивнул Наташе и пожал мне руку.

— Как это тебя в такую тошниловку занесло? — спросил он, неодобрительно оглядываясь. — Пойдем на улицу, поговорим.

— Я скоро вернусь, — пообещал я, вставая.

— Я дождусь, не волнуйся. — Она погладила меня по руке.

Мы вышли наружу.

— Давай сядем ко мне в машину, — предложил Плохиш. — Чего торчать у всех на виду.

Мы забрались на заднее сиденье его джипа, откуда он предварительно шугнул охранника.

— Вечно вы с Храповицким лучших телок расхватываете, — недовольно заметил он, закуривая. — А нам всякая шняга достается. Чего они только в вас находят?

— То, что не находят в вас.

— Хочешь сказать, платим мало? — почесал затылок Плохиш. — Может, и правда мало. Да где взять-то? Косяк будешь?

Я поблагодарил и отказался.

— Короче, дело такое, — начал он. — Пономарь с Виктором сунулись в Нижне-Уральск. Ну, ты уже понял. Ильича при этом не спросили. Храповицкого тоже.

Я кивком подтвердил свою догадливость.

— Меня, между прочим, в долю не позвали, — обиженно продолжал он, надувая свои пухлые щеки.

— Может быть, думали, что у тебя просто нет таких денег? — предположил я.

— А при чем тут деньги? — возмутился Плохиш. — Не все, кстати, деньгами меряется!

— С каких это пор ты об этом задумался? — поинтересовался я.

— Да я всегда это говорил! — заявил Плохиш убежденно. — А дружба, по-твоему, ничего не стоит? Значит, на «стрелках» шкурой рисковать должен я. А бабки достанутся Виктору с Пономарем. Ты считаешь, это справедливо?

Учитывая сравнительно невысокую стоимость шкуры Плохиша, я считал, что это справедливо. Но свое мнение высказывать не стал. В конце концов, как гражданин свободной страны, он имел право на собственное суждение.

— Война будет, — сообщил Плохиш обреченно. Его маленькие глазки забегали. — Точно говорю. Пономарь полез на рожон. Ильич это так не оставит. А я не хочу, чтобы меня пристрелили из-за Виктора. Он-то свалит куда-нибудь годика на три. У него бабок — море. А я, значит, должен валяться на улице с пулей в башке? Как собака? — В голосе Плохиша зазвучала жалость к себе. Он не хотел валяться как собака. Он хотел валяться как человек. И без пули в башке.

— Ты достоин лучшей участи, — попытался утешить его я.

— Тебе легко смеяться! — огрызнулся он.

— Что ты предлагаешь?

Он бросил на меня косой настороженный взгляд и заерзал.

— У тебя как сейчас с Храповицким? Нормально?

— Не знаю, что ты имеешь в виду, но живем мы порознь.

— Хватит острить, я серьезно. Скажи ему, я решу вопрос с Виктором. Ты понял, как? У них же все равно проблемы между собой. Виктор на Храповицкого зубы точит, я точно знаю. А если Виктора убрать, то все решается само собой. И Храповицкий еще получает его долю. Только это дорого стоит. Мне же нужно будет потом уехать. Меньше, чем на три миллиона, я не согласен. И еще людям заплатить. Тысяч пятьсот. Для Храповицкого это копейки. Он в десять раз больше получит. Согласен?

— С тем, что Храповицкий больше получит? — уточнил я.

— Да это и так понятно, — нетерпеливо поморщился Плохиш. — С тем, что я нормальный вариант предлагаю. Поговоришь с ним?

— А почему бы тебе не поговорить самому? — поинтересовался я. — Зачем в таких вопросах посредник?

— У нас не те отношения, — ответил Плохиш. — Он мне не доверяет. А вы с ним друзья. Это все знают. Учти, если он этого не сделает, Виктор сам его закажет. А может, уже заказал.

4

— А я и не знала, что ты общаешься с бандитами, — сказала Наташа, когда я вернулся.

— Он вообще-то интеллигентный человек, — ответил я. — Физик-теоретик. Просто сегодня ночевал в лаборатории, не выспался и выглядит неважно.

— Рассказывай, — засмеялась она. — Я бандитов за километр вижу. Между прочим, я к ним совсем неплохо отношусь. Лучше, чем к чиновникам. — Она состроила презрительную гримасу. — Не люблю, когда врут. Вообще плохо переношу фальшь. Бандиты, по крайней мере, открыто нарушают закон. И не рассказывают тебе тошнотворных историй о том, как они бескорыстно служат народу. — В ее словах мне послышался отголосок семейных обид.

— За что ты его так не любишь? — спросил я, не называя Кулакова по имени.

Она пожала плечами и откинула волосы.

— Я отца своего люблю, — ответила она просто. — Понимаю, что не вправе вмешиваться в жизнь родителей, и все такое. Но мне жаль, что у них с мамой не сложилось. По его, конечно, вине. Она тоже когда-то его очень любила. Он преподавал в университете. Пил. Изменял ей со студентками. Они ведь никогда не были женаты. Она долго терпела. А потом встретила отчима. Такого образцово-добропорядочного. Она работала инженером на заводе, а он был каким-то начальником. Он долго за ней ухаживал. Года полтора. И она согласилась. Мне было пять лет, и он меня удочерил. Представляешь? То есть, по документам он мне отец. По сравнению с моим родным отцом он казался маме настоящим мужчиной. Таким, знаешь, надежным. Женщины ведь больше всего, в конечном счете, ценят надежность. Хотя влюбляются, конечно, в негодяев. Вроде тебя. Не сердись, это я к слову. Ну вот. А потом выяснилось, что мы все принадлежим ему. Отчиму. Что мы его собственность. Что мама должна уволиться с работы и сидеть с детьми. А я должна отлично учиться и приходить домой в десять часов. Потому что его все знают. И мы должны дорожить его славным именем, которое носим. А уж когда его выбрали мэром, стало совсем невыносимо.